Эйрир серебра что это
Опубликовано: 17.04.2024
Ярослав Мудрый был последним русским князем, широко использовавшим скандинавских наемников для решения внутриполитических вопросов. Повесть временных лет дважды говорит о специальном приглашении варягов в моменты наивысшего накала борьбы: в 1015 г., в период обострения отношений с Владимиром [1] , и в 1024 г., во время усобицы с Мстиславом [2] . Кроме того, присутствие варягов в войске Ярослава отмечается в 1015 г. (в рассказе об антиваряжском восстании в Новгороде), 1018 г. (борьба со Святополком и Болеславом), 1025 г. (при описании сражения при Листвене), 1036 г. (отражение печенегов, осадивших Киев) [3] , 1043 г. (при рассказе о походе Владимира Ярославича на Византию) [4] . Эти отрывочные и разновременные упоминания свидетельствуют о том, что во время своего правления как в Новгороде, так и в Киеве Ярослав постоянно держал больший или меньший контингент наемников-варягов в составе своего войска [5] . О том же говорят и многочисленные скандинавские источники: саги [6] , рунические надписи [7] и др.
Наемная часть русского войска формировалась не только из скандинавов. Летописи постоянно сообщают о привлечении той или иной группы кочевников на службу одного из русских князей [8] .
Естественно, что в этих условиях должен был стать актуальным вопрос об оплате наемников, тем более что основной целью походов скандинавов как на Русь, так и в другие страны, была нажива. Об этом достаточно красноречиво говорит, например, руническая надпись из Гринсхольма (Швеция, Сёдерманланд): «Они отважно уехали далеко за золотом и на востоке кормили орлов» [9] .
Прибыльность пребывания на Руси отмечается в ряде надписей из Швеции, в частности на памятнике из Веды (Швеция, Упланд): «Торстейн… приобрел этот хутор и нажил [богатство] на востоке в Гардах» [10] .
Однако вопрос о формах и размерах оплаты скандинавских наемников на Руси еще не рассматривался специально, кроме отдельных замечаний по этому поводу А. И. Лященко [11] в связи с анализом «Саги об Эймунде» и М. Б. Свердлова при характеристике деятельности скандинавов на Руси в это время [12] . Представляется, что более пристальное внимание к этой стороне отношений Ярослава со скандинавами позволяет уточнить место варягов в русском войске и их положение на Руси в это время в целом.
Скандинавские источники (в первую очередь саги, как королевские, так и родовые) уделяют много внимания описанию вознаграждения, получаемого скандинавом за службу иноземным правителям. Интерес авторов саг к этому вопросу объясняется рядом причин: с одной стороны, деятельность викингов, собственно, и направлена на приобретение материальных ценностей, и поэтому описание приобретенного является характеристикой и оценкой успешности этой деятельности; с другой стороны, рассказы о получении героем особо ценного предмета (меча, браслета, плаща и т. д.) являются средством прославления героя, т. е. способствуют его идеализации. Более того, получение ценной вещи из рук прославленного конунга служит приобщением героя к его удаче и славе. Однако эти сообщения саг достаточно кратки: «Конунг поблагодарил его (Гуннлауга. — Е. М.) за песнь и в награду за нее дал ему пурпурный плащ, подбитый лучшим мехом и отделанный спереди золотом», и далее: «Он сделал Гуннлауга своим дружинником» [13] . Здесь, как и в большинстве аналогичных мест, упоминание платы следует после изображения действий героя. Никаких указаний на предварительное соглашение об условиях оплаты ни здесь, ни в других сагах не содержится.
Наиболее подробно прием наемников на службу описан в «Саге об Эгиле»: «И тогда конунг Адальстейн (король Англии. — Е. М.) стал собирать войско и брал к себе на службу всех, кто хотел добыть так богатство, будь то иноземцы или жители Англии. Торольв и его брат Эгиль плыли на юг вдоль страны саксов [290] и фламандцев. И вот они услышали, что английскому конунгу нужны ратные люди и что на службе у него можно добыть много добра… Он (Адальстейн. — Е. М.) принял их хорошо… и предложил им пойти к нему на службу и стать защитниками его страны… У них тогда под началом было три сотни воинов, получавших плату от конунга» [14] . После ряда успешных боевых действий Эгиль перед отъездом в Исландию получает от Адальстейна дорогое запястье и два сундука серебра в качестве виры за погибшего в бою брата. Таким образом, и здесь условия оплаты не оговорены специально; форма платы — по преимуществу не денежная (деньги в данном случае даны лишь в качестве виры, и количество их не указано). И в других сагах указания на денежное вознаграждение чрезвычайно редки.
Тем более интересным на этом фоне является описание соглашений между Ярославом Мудрым и варяжскими наемниками, содержащееся в «Саге об Эймунде» [15] , посвященной службе норвежца Эймунда и его дружины в войске Ярослава во время борьбы последнего со Святополком и Брячиславом. Ведущийся в традиционном стиле королевских саг обстоятельный рассказ о победах Эймунда и норманнов дважды прерывается деловитым и подробным изложением переговоров Эймунда и Ярослава о форме и размерах оплаты скандинавам и о том, что скандинавы обязаны делать [16] .
Разумеется, повествование саги нельзя расценивать как документальное воспроизведение реально происходившего: с одной стороны, сага — это художественное произведение, и ее повествование подчинено определенным эстетическим установкам; с другой — «Сага об Эймунде» дошла до нас в поздней записи, и хотя она сложилась на основе рассказов дружинников Эймунда, вернувшихся в Скандинавию (их имена приводятся в тексте), объем и характер переработки этих рассказов не поддается учету. Отметим лишь, что второй эпизод, посвященный новому соглашению Эймунда с Ярославом, композиционно повторяет первый и, возможно, является в некоторой степени развитием повествовательного мотива, а не отражением реальных событий. Очевидно, такой же характер носят и другие упоминания или иногда краткие эпизоды, варьирующие ту же тему: Эймунд и его дружинники не получают плату, Эймунд упрекает Ярослава и т. д. Поэтому ниже мы уделим основное внимание анализу первого соглашения между Ярославом и Эймундом.
Что же конкретно мы узнаем о процедуре приема норманского отряда в войско Ярослава?
Во-первых, договор, как и последующие соглашения между ними, заключается на определенный срок, оговариваемый обеими сторонами, а именно — 12 месяцев. Как правило, в течение года (или около года) находятся на службе иноземных правителей скандинавские викинги и по сведениям других саг. Очевидно, это связано с возможностью морского плаванья только в летнюю пору [17] . Как следует из всего текста саги, рассчитаться с наемниками Ярослав должен был в конце срока их службы (вопрос об оплате ставится Эймундом каждый раз по прошествии года).
Во-вторых, условия оплаты, ее формы и размеры специально оговариваются Эймундом и Ярославом до вступления скандинавов в войско. Собственно, этими условиями и определяется, будет ли отряд Эймунда служить Ярославу. Скандинавов не интересует, какому из русских князей служить: не случайно Эймунд в начале переговоров замечает, что если он не договорится с Ярославом, то отправится к Святополку. Также и во втором случае (через год) Ярослав вынужден согласиться на притязания норманнов под угрозой их перехода к Святополку.
В-третьих, договор отражает традиционный порядок оплаты — по числу воинов в дружине: «каждому нашему воину по эйриру серебра» [18] . Эта система расчета принята как в скандинавских странах, так и на Руси в то время. В 907 и 944 гг. Олег и Игорь требуют выкупа от греков по числу своих воинов [«И заповеда Олег дати воем на 2000 корабль по 12 гривен на ключ»; «а сам (Игорь. — Е. М.) взял у грек злато и паволоки и на вся воя»] [19] . Традиционность такого способа расчета подтверждается и сообщением Повести временных лет о требовании варягов после взятия ими Киева: «Се град наш; мы прияхом и, да хочем имати окуп на них, по 2 гривне от человека» [20] . Варяги требуют у Владимира не какую-либо сумму за взятие города, а выкуп с каждого жителя города, хотя число жителей вряд ли могло быть известно скандинавам.
В-четвертых, также традиционной является и дифференцированная оплата наемников в зависимости от их положения в дружине Эймунда: рядовой дружинник получает по эйриру серебра; «кормчий», т. е. капитан (и часто владелец) корабля, предводитель части дружины — в полтора раза больше. Руководствуясь тем же принципом, расплачивается и Ярослав со своими воинами после взятия Киева: «Старостам по 10 гривен, а смердом по гривне» [21] .
В-пятых, центральным моментом соглашения является вопрос о форме и размерах оплаты наемников. Он возникает сразу же и приобретает особую остроту. Целью варягов является «снискать себе богатство и славу» [22] . По предложению Эймунда, оплата норманнов должна состоять из двух частей: во-первых, непосредственное содержание дружины (предоставление им помещения для жилья, еды, одежды, снаряжения), во-вторых, и это самое главное, — денежное вознаграждение [23] . Именно вопрос о деньгах становится предметом разногласий. Между тем скандинавы заинтересованы в первую очередь в оплате их службы деньгами. «Деньги нужны нам, и не желают мои люди сражаться за одну только еду…», — говорит Эймунд [24] . Ярослав же рассматривает это требование как трудно выполнимое. Очевидно, именно поэтому он принимает предложение Эймунда выдавать часть платы мехами и другими ценными предметами в количество, эквивалентном соответствующей сумме денег. Таким образом, расчет с варяжским отрядом должен производиться в денежной форме пли исчисляться на деньги.
В-шестых, размер денежного вознаграждения, указанный в первом договоре, представляется вполне реальным. Эйрир серебра в XI в. в Скандинавии равен около 27 г, т. е. ⅛ марки (в марке 216 г серебра). Эйрир соответствует примерно ½ северной счетной гривны (содержащей 51 г серебра) [25] . Таким образом, каждый дружинник Эймунда должен получить по истечении года по половине гривны — сумму не слишком большую (напомним, что в 1016 г. Ярослав выплачивает смердам по гривне, хотя реальное содержание этих величин неясно) [26] .
В-седьмых, размер оплаты наемников непосредственно зависит от успешности их деятельности. «…И если будет какая-нибудь военная добыча, то вы можете заплатить нам, — говорит Эймунд, — а если мы сидим спокойно, то наша доля должна уменьшиться» [27] . Именно своими победами аргументирует Эймунд требование увеличить оплату и вообще рассчитаться сполна с ними. Очевидно, и этот пункт договора отражает сложившуюся практику: достаточно вспомнить уже упоминавшийся эпизод о взятии варягами Владимира Киева. Их требование также вытекает из сознания того, что крупным военным успехом они заслужили право на дополнительное и крупное вознаграждение. И не случайно речь варягов к Владимиру начинается словами: «Се град наш».
Этим, однако, не исчерпывается содержание договора. В нем четко оговариваются как права варягов (о чем речь и шла выше), так и их обязанности. Кроме общей формулировки: «охранять государство», указано и более конкретно, в чем должна заключаться их «служба». Основное и главное в ней, по определению саги, — «быть впереди в… войске и государстве» [28] , что расшифровывается в ходе дальнейшего повествования. Отряд Эймунда составляет профессиональную, ударную часть войска Ярослава, направляемую им в наиболее опасные и трудные места. Кроме того, им поручаются дела, сомнительные с точки зрения морали того времени, как, например, убийство брата Ярослава Святополка [29] .
Соглашение Ярослава со скандинавами в «Саге об Эймунде» вкупе с краткими сообщениями русских летописей показывает, что скандинавские дружины рассматривались Ярославом лишь в качестве наемной боевой силы, используемой по мере надобности [30] в междоусобной (иногда и в межгосударственной) борьбе. Летописи, как и сага, характеризуют варягов но преимуществу как профессиональную часть русского княжеского войска, как исполнителей воли того или иного русского князя, на службе которого они находились; их интересы ограничивались чисто материальными факторами.
Примечания
[1] ПВЛ, ч. 1. М.-Л., 1950, с. 89; НПЛ. М.-Л., 1950, с. 168.
[2] ПВЛ, ч. 1, с. 100.
[3] Там же, с. 95 (cм. также НПЛ, с. 168); ПВЛ, ч. 1, с. 97, 100, 101.
[4] ПСРЛ, т. VII. СПб., 1856, с. 331. Рассказ о походе 1043 г. здесь восходит, по мнению Д. С. Лихачева, к Начальному своду; в Повести временных лет он был сокращен (ПВЛ, ч. 2. М.-Л., 1950, с. 378–379).
[5] О пребывании варягов на Руси подробнее см.: Свердлов М. Б. Скандинавы на Руси в XI в. — В кн.: Скандинавский сборник, вып. XIX. Таллин, 1974, с. 55–68.
[6] Рыдзевская Е. А. Ярослав Мудрый в древне-северной литературе. — КСИИМК, М., 1940, вып. VII, с. 66–72.
[7] Около половины рунических надписей, упоминающих Древнюю Русь и Восточную Европу в целом, относятся к первой половине XI в. — времени правления Ярослава Мудрого.
[8] Расовский Д. А. Печенеги, торки и берендеи на Руси и в Угрии. — «Seminarium Kondakovianum», t. VI. Prague, 1933, 1–64.
[9] Мельникова Е. А. Скандинавские рунические надписи (тексты, перевод, комментарий). М., 1977. № 32.
[11] Лященко А. И. «Eymundar saga» и русские летописи. — «Известия Академии наук СССР», VI серия, 1926, т. XX, № 12, с. 1061–1086.
[12] Свердлов М. Б. Указ. соч.
[13] Исландские саги. Под ред. М. И. Стеблин-Каменского. М., 1956, с. 36.
[14] Там же, с. 164.
[15] Сага или, точнее, «Рассказ об Эймунде» (Eymundar þáttr), составленный на основе воспоминаний и рассказов участников похода Эймунда, сохранился в рукописи второй половины XIV в. — Flateyjarbók — в составе «Саги об Олаве святом».
[16] Полный текст интересующих нас фрагментов саги приведен в конце статьи в переводе автора. Перевод сделан по изданию: Eymundar saga, ed. Societas Regia Antqvariorum Septentrionalium. Hafniae, 1833.
[17] См. подробнее: Лященко А. И. Указ, соч., с. 1067.
[18] Eymundar saga, s. 10.
[19] ПВЛ, ч. 1, с. 24, 34.
[20] Там же, с. 56; НПЛ, с. 127.
[22] Eymundar saga, s. 9.
[23] Саги чаще говорят об оплате службы ценными подарками.
[24] Eymundar saga, s. 19.
[25] Янин В. Л. Денежно-весовые системы русского средневековья. М., 1956, с. 160.
[26] Подробнее см.: Лященко А. И. Указ. соч., с. 1071, 1075.
[27] Eymundar saga. s. 9.
[28] Eymundar saga, s. 9.
[29] Летописи неоднократно отмечают участие варягов в аналогичных случаях: так, по приказанию Владимира «два варяга» убивают в 980 г. его брата Ярополка (НПЛ, с. 127), в 1015 г. дружинники-варяги убивают Глеба по приказу Святополка (там же, с. 171) и т. д.
[30] По истечении надобности в наемниках их отправляли из пределов государства, прибегая к самым различным приемам для этого. Хорошо известно, как в 980 г. Владимир отделывается от варяжских отрядов, отослав его в Византию (ПВЛ, ч. 1, с. 56; НПЛ, с. 128).
По прибытии в Новгород Эймунд вёл переговоры с Ярославом об условиях содержания своего отряда:
«Прежде всего ты должен дать нам дом и всей нашей дружине и сделать так, чтобы у нас не было недостатка в припасах, какие нам нужны». «На это условие я согласен», — говорит конунг. Эймунд сказал: «Тогда ты будешь иметь право на эту дружину, чтобы быть вождём её и чтобы она была впереди в твоём войске и княжестве. С этим ты должен платить каждому нашему воину эйрир серебра, а каждому рулевому на корабле — ещё, кроме того, половину эйрира». Конунг отвечает: «Этого мы не можем». Эймунд сказал: «Можете, господин, потому что мы будем брать это бобрами, и соболями, и другими вещами, которые легко добыть в вашей стране, и будем мерить это мы, а не наши воины. И если будет какая-нибудь военная добыча, вы нам выплатите эти деньги, а если мы будем сидеть спокойно, то наша доля станет меньше». И тогда соглашается конунг на это, и такой договор должен стоять двенадцать месяцев». (2, 107–108)
Эйрир серебра для Скандинавии XI века исследователи определяют в 1/8 марки, весившей 216 грамм, что составляет 27 грамм. (3, 505) Марка в разное время в разных странах имела различный вес. В основе западноевропейских денежных систем лежала система Карла I Великого, самой крупной единицей которой была либра в 407,93 грамма серебра. (18, 64) Скандинавский эйрир составлял 1/16 каролингской либры, или 25,5 грамма серебра.
Расчёт платы в Новгороде должен был осуществляться в местных денежных единицах, которые норвежцы переводили в привычные им эйриры. Русская гривна кун составляла 51,19 грамма серебра, то есть чуть больше двух эйриров. Гривна серебра составляла годичное жалование двух иноземных наёмников.
В статье 6360 года сообщается:
«Сеи же Олег нача городы ставити, и устави дани словеном, и кривичем, и мерям, и устави варягом дань даати от Новагорода гривен 300 на лето, мира деля, еще и до смерти Ярославле дааша варягом». (16, 17)
В войске Олега Вещего, выступившем из Новгорода на завоевание Киева, первыми названы варяги. Далее сообщается, что варяги и прочие племена прозвались русью. Под варягами, следовательно, понимаются киевские русы, а 300 гривен составляла дань с Новгорода в Киев.
Триста гривен отправлялись ежегодно в столицу, по крайней мере, до кончины Ярослава Мудрого. Но в статье 6522 года находим для этого же периода существенно иное определение новгородской дани:
«В лето 6522. Ярославу сущу в Новегороде, и уроком дающе к Кыеву 2000 гривен от года до года, а 1000 гривен в Новегороде раздавахти людем, и тако давахуть вси посадници новгородстии, а Ярослав сего не даяше к Кыеву отцю своему». (16, 58)
Здесь дань определена в 3000 гривен, из которых 2000 гривен отправлялись в Киев, а 1000 гривен шла на содержание новгородских помощников князя. В летописном рассказе новгородца, грешащем преувеличением численности новгородского войск на порядок, определение дани также завышено на порядок. Новгородская подать составляла 300 гривен кун. 200 гривен отправлялись в Киев, 100 гривен оставались у новгородского князя на оплату его дружины.
В полюдье 1016–1017 годов Ярослав отказался выплачивать Киеву дань и стал набирать наёмников. Оплату наёмных отрядов он мог производить из получаемых от Новгорода традиционных податей. Дополнительные поборы на войну производились в случае большой опасности самому городу.
Не ущемляя интересы своих новгородских подданных, Ярослав мог использовать на наём норвежцев киевскую дань. В случае её размера в 3000 гривен он мог набрать 6000 воинов, в случае её размера в 300 гривен — 600 воинов. В летописи говорится о 1000 варягах, что значительно меньше 6000 и больше 600.
В Хлебниковском списке Ипатьевской летописи число варягов определено в 6000 человек. (5, 128) В саге сообщается о 600 норвежцах на службе у Ярослава — как раз о том количестве, какое могло получиться из расчёта суммарной выплаты воинам 300 гривен. Поэтому число нанятых варягов следует исчислить в 600 человек. В одних летописных известиях их число было округлено до 1000, в других — увеличено на порядок. Ярослав набрал наёмников исходя из своих финансовых возможностей — в объёме киевской дани.
В описании поездки для убийства Бурислава-Святополка скальд перечисляет поимённо шестерых соратников Эймунда. Эти лучшие из лучших воинов были сотниками в отряде наёмников, состоявшем из шести сотен.
Триста гривен серебра были для того времени большой суммой. Гривна кун была равна 1/8 русского фунта, или большой гривны, а ежегодная киевская дань с Новгорода составляла 15,357 килограмма серебра.
В 1040 году император Генрих III потребовал от чехов выдать награбленное в Польше золото. Козьма Пражский ошибочно называет императора Генрихом II, а ответ чехов передаёт так:
«Пипин, сын Карла Великого, установил закон, чтобы мы ежегодно давали преемникам императора 120 отборных волов и платили 500 гривен. Причём нашу гривну считают равной 200 деньгам». (6, 113)
Пипин II Короткий был отцом Карла I Великого. На самом деле дань была установлена Людовиком I Благочестивым, сыном и преемником Карла I, который был императором в 814–840 годах и воевал с западными славянами. Либра Карла Великого состояла из 20 солидов по 20,4 грамма, или 240 денариев по 1,7 грамма. (18, 64)
Исходя из каролингского денария чешская гривна, состоящая из 200 денариев, должна была равняться 340 граммам серебра. Такая денежная единица весьма необычна для того времени, так как западноевропейские денежные системы развивались на основе каролингской. Точный аналог находим на Руси, где большая гривна серебра весила 409,5 грамма и состояла из 200 кун по два грамма. Чешская большая гривна, состоящая из 200 единиц меньшего достоинства, равнялась либре, или фунту серебра.
Далее Козьма описывает, как Брячислав откупился от императора:
«Вместе с тем (Брячислав) обещал императору 1500 марок денаров, что составляло дань за три прошедших года… Сумма изрядная денег Генриха гнев притушила. Ибо он, который некогда неприязненно вступил в нашу страну, приняв деньги, заключил мир и милостиво повернул домой». (6, 119)
Отборные волы уже не упоминаются. Марка составляла половину каролингской либры и равнялась 204 граммам, или полфунту. Распространённые турская и кёльнская марки равнялись 233,6 грамма. Они больше каролингской марки, но почти вдвое меньше чешской большой гривны. Получается, что по сравнению с объявленной Козьмой традиционной данью чехи выплатили императору значительно меньше, но он, успешно дойдя до Праги, остался этими выплатами удовлетворён и повернул обратно. При исчислении дани под гривной понималась меньшая денежная единица.
Император предпринял поход, узнав о богатой добыче чехов, захваченной в Польше, и мог оставить их в покое только в случае получения дани значительно большей, нежели обычная. Поэтому вернёмся к запропастившимся волам.
В Русской Правде Ярославичей возмещение за вола определено в одну гривну кун. (13, 178) Исходя из этого аналога денежным эквивалентом 120 волов будут 15 русских фунтов серебра, что близко к 15 каролингским либрам. Первоначально речь шла о дани в размере 300 каролингских солидов серебра, или 120 волов. Эта дань равнялась 15 большим славянским серебряным гривнам по фунту весом, или 120 гривнам кун. Подобно Новгороду, где имелась гривна кун, в восемь раз меньшая большой гривны, в Чехии существовала малая гривна. В ходе многократного подчинения Чехии немцы увеличили с неё дань со 120 малых гривен эпохи Людовика Благочестивого до 500 малых гривен.
Под 1054 годом Козьма сообщает о возвращении Брячиславом Польше Вроцлава и ещё двух областей в обмен на уплату дани в 500 гривен серебра и 300 гривен золота. (6, 120) Вряд ли чехи выдвигали большие претензии, нежели по отношению к ним немцы. Здесь под гривной также понимается малая гривна. Чехи размер дани немцам включили в польскую контрибуцию. Козьма, сбивчиво повествующий о событиях той эпохи, смешал реалии двух гривен — большой и малой.
В ответ на притязания Генриха III чехи припомнили свои традиционные подати в размере 500 чешских малых гривен, или 25,594 килограмма серебра в год. Императора стародавние договорённости не удовлетворили, и он, распалённый слухами о доставшихся Брячиславу богатствах, вторгся в Чехию. Князю пришлось поделиться награбленным, выплатив во много раз больше обычного. Откупаться пришлось не стародавними марками, а современными — аналогичными турской марке. Триста пятьдесят килограммов серебра успокоили императора.
Новгородские подати были только в полтора раза меньше дани такого среднего европейского государства, как Чехия.
Титмар Мерзебургский пишет о передаче в 1000 году Болеславом Великим Оттону III «в подарок» 300 рыцарей в латах. Щедрые дары императору были вызваны желанием Болеслава вырвать из-под немецкого влияния польскую церковь. (23, 63) В начале XIII века чешские короли должны были высылать отряд в 300 человек для сопровождения германских императоров на коронацию в Рим или взамен выплачивать 300 малых гривен серебра. Предоставление от зависимых земель 300 воинов или выплата вместо этого серебряного эквивалента входили в число славянских обычаев. Такая повинность была возложена и на Новгород.
В Летописи Авраамки сообщается:
«В лето 6524. Прииде из Новагорода князь Ярослав с 3000, а варяг 1000, на Святополка, и бысть сеча у Любца, и одоле Ярослав, и пакы седе в Киеве, утер поту с мужи новгородци». (9, 40)
Из других летописей узнаём, что утирание пота обозначало вознаграждение новгородцев за победу. Новгородская первая летопись по Синодальному списку:
«Ярослав иде к Кыеву, и седе на столе отця своего Володимира. И нача вое свое делити: старостам по 10 гривен, а смердом по гривне, а новгородчем по 10 всем. И отпусти домой вся». (13, 15)
Простые новгородские воины получили по гривне, то есть вдвое больше, чем варяжские наёмники. Кроме денежного вознаграждения наёмники получали кров, пищу и иные необходимые для жизни припасы. Эти дополнительные расходы не покрывались киевской данью и легли дополнительным бременем на новгородцев, что стало одной из причин их возмущения. Эймунд во время одной из встреч с Ярославом произнёс такие слова:
«Нам денег надо, и не хотят мои люди трудиться за одну только пищу». (2, 112)
Из слов норманна следует, что наёмники могли служить только за одно пищевое и иное довольствие без денежных выплат. Такая форма оплаты применялась в случае, если наёмники не принимали участия в военных действиях. Выплаты денег предполагали участие в сражениях и получение военной добычи. Эймунд:
«И если будет какая-нибудь военная добыча, вы нам выплатите эти деньги, а если мы будем сидеть спокойно, то наша доля станет меньше». (2, 108)
В мирное время наёмники получали только довольствие. Надо полагать, что при этом побочными источниками их доходов были занятия ремеслом и торговлей. Эймунд и его товарищи были не чужды торговым занятиям. Ярицлейв был в затруднении выплачивать жалованье серебром, и Эймунд предложил заменить дефицитный металл на обычные купеческие товары:
«Мы будем брать это бобрами, и соболями, и другими вещами, которые легко добыть в вашей стране». (2, 108)
Меха в качестве оплаты вполне устраивали норманнов.
Пришельцы не имели собственного хозяйства. Их нужды обеспечивались за счёт местного населения, но получаемое довольствие шло в зачёт военного жалованья. Новгородцы в походе содержали себя за счёт собственных припасов, а по окончании войны имели право на компенсацию походных расходов. С этим связано исчисление награды не в половину гривны, а в гривну.
Годичное содержание воина, как местного, так и иноземного, обходилось в гривну. В половину гривны оценивалось довольствие и в половину гривны — ратный труд. Ярослав достойно вознаградил смердов. Старосты трёх новгородских концов получили в 10 раз больше, нежели рядовые воины. Но далее в летописном рассказе вновь появляются новгородцы, каждый из которых получил по 10 гривен.
В эпоху Константина Багрянородного русский наёмник в Византии получал ежегодную плату в 30 номисм. (8, 183) Одна номисма равнялась 4,21 грамма серебра. Русский наёмник в богатой Византии получал 126,3 грамма серебра, или почти две с половиной гривны кун в год. В эту плату входили издержки по проживанию, которые были значительно выше, чем на Руси. За вычетом издержек у русского наёмника должно было оставаться менее двух гривен. Но и эта сумма значительно превышала денежные выплаты за военную службу на его родине.
На фоне годовых воинских выплат на Руси и в Византии 10 гривен вознаграждения рядовым новгородцам выглядят недостоверно, а само их упоминание является повтором. В первоначальном рассказе сообщалось о вознаграждении рядовых новгородцев и старост. Но затем кто-то счёл награду в гривну недостаточной и увеличил её на порядок, продолжив сообщение собственной припиской.
Шестьсот иноземных наёмников получили по полгривны серебра, да ещё каждый рулевой на корабле получил дополнительно по четверти гривны. Викингские корабли, как правило, вмещали по 30 воинов. Отрядом Эймунда можно было укомплектовать флотилию в 20 кораблей. Под рулевым понимается низшее командное звено, под началом которого были отряды в 30 человек. Этому командному составу дополнительно выплачивалось пять гривен.
Ярослав выплатил 3000 гривен простым новгородцам, 30 гривен новгородским старостам, 305 гривен норвежским наёмникам. Общие выплаты составили 3335 гривен, или 170,72 килограмма серебра.
Список использованной литературы
1. Библия. М., 1968.
2. Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе (первая треть XI в.). М., 1994.
3. Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 2000.
4. Дьяченко Г. Полный церковно-славянский словарь. М., 1993.
5. Ипатьевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 2. М., 1998.
6. Козьма Пражский. Чешская хроника. М., 1962.
7. Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси. СПб., 2005.
8. Лев Диакон. История. М., 1988.
9. Летописный сборник, именуемый летописью Авраамки // Полное собрание русских летописей. Т. 16. М., 2000.
10. Летопись по Воскресенскому списку // Полное собрание русских летописей. Т. 7. М., 2001.
11. Мифы народов мира. Т. 2. М., 1982.
12. Никифоровская летопись. Супрасльская летопись. Слуцкая летопись и др. // Полное собрание русских летописей. Т. 35. Летописи белорусско-литовские. М., 1980.
13. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов // Полное собрание русских летописей. Т. 3. М., 2000.
14. Патриаршая, или Никоновская, летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 9. М., 2000.
15. Петрученко О. Латинско-русский словарь. М., 1994.
16. Радзивиловская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 38. Л., 1989.
17. Рогожский летописец. Тверской сборник // Полное собрание русских летописей. Т. 15. М., 2000.
18. Романовский Б. В. С метром по векам. Л., 1985.
19. Словарь церковно-славянского языка. К., 2001.
20. Татищев В. Н. Собрание сочинений. Т. 2–3. М., 1995.
21. Татищев В. Н. Собрание сочинений. Т. 4. М., 1995.
22. Типографская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 24. М., 2000.
23. Титмар Мерзебургский. Хроника. М., 2005.
Деньги как средства обращения фигурируют в сагах в виде нескольких платежных форм. Чеканка монеты в Скандинавии была затруднена из-за отсутствия собственных запасов драгоценных металлов. Поэтому там использовали привозные монеты, прежде всего серебряные арабские дирхемы, которые поступали в регион в результате торговли и грабежа; они переливались, перечеканивались, а также шли в качестве весового серебра. Первые местные монеты чеканились преимущественно английскими мастерами, начиная примерно с конца X в., в единичных торговых эмпориях. И, как мне представляется, эти первые, несовершенные по исполнению монеты имели скорее политическое, нежели экономическое значение. Например, на первых шведских пеннингах изображался король Олав Шётконунг в качестве, как свидетельствовала надпись, «короля свеев, гётов и гутов», т. е. единого и общего повелителя Швеции, включая вассальный Готланд. На монетах Харальда Синезубого и Свена Вилобородого (Твескэга) изображен крест. А на первых монетах торгового города Хедебю изображены корабль и конь (или олень) — символы (торговых) разъездов.
Существовало четыре номинации монет. Марка (ср. русск. гривна) была счетно-весовой единицей, такие монеты никогда не чеканились. Ее приблизительным весовым соответствием был тогдашний балтийский фунт — 216 г или немного больше драгоценного металла. Марка делилась на 8 эйриров в Норвегии или эре в Швеции, которые соответственно весили каждый от 26,79 до 30 г 1 и могли использоваться как мера веса, равная 30 г. Эре делился на 3 эртугау, каждый из которых весил не более 10 г. Эртуги включали по 8 пеннингов, каждый из которых по номиналу равнялся 1/192 марки, а по весу около 0,9 г.
Итак: 1 марка = 8 эре (эйрирам) = 24 эртугам = 192 пеннингам. Именно пеннинг был, судя по всему, ходовой местной монетой, а более крупные номинации скорее служили счетными единицами. Если в источнике говорится о том, что была заплачена такая-то сумма пеннингов (например, «марка пенгар»), то это свидетельствует об оплате именно монетой. В других случаях серебро шло в оплату по весу либо, много реже, пересчитывалось на монеты. В Норвегии пеннинг мог составлять 1/30 эйрира, 1/240 от весовой марки в 214,32 г 2 . Марка золота около 215 г, равная 8 эйрирам и 240 пеннингам, упоминается в «Саге о Сверрире» 3 . Очевидно, весовое соотношение номинаций могло колебаться.
Были и свои, привычные обозначения, например, «десяток серебра» представлял собой 10 серебряных эйриров, а «сотня серебра» — 100 эйриров 4 .
Уже во времена саг монету «портили». Ценилась «бледная монета», т. е. содержавшая столько серебра, сколько полагалось по номиналу, а не темная, с большой примесью меди. «Портили» монету и путем уменьшения надлежащего веса. Монета стиралась и теряла вес также в процессе обращения. В «Саге о Магнусе сыне Эрлинга» архиепископ Эйстейн потребовал, чтобы бонды платили подать церкви полновесными серебряными эйрирами, а не вполовину меньшими, как платили конунгу. Не случайно полученные в уплату или в подарок монеты зачастую взвешивали. О серебряных монетах как средстве платежа в сагах говорится нередко. Король Олав («Сага об Олаве Святом», гл. XXVII), нуждаясь в войске, дал своему доверенному «посланцу много денег, чтобы он мог набрать войско», причем, скорее всего, здесь речь идет о монетах 5 . Возможно, в ходу были и английские монеты (sceat, skeat) 6 , равные денарию и составлявшие 1/20 английского шиллинга, о них напоминает наименование поземельного государственного налога (скат, скот), который фигурирует в областных законах Швеции.
В сагах упоминаются литейщики, работавшие с драгоценными металлами, бывшие обычно и ювелирами, и чеканщиками. Именно из этих специалистов приглашали мастеров для изготовления монет и тогда, и позднее. В сагах упоминаются ювелирные весы с гирьками 7 и коробка для таких весов, что подтверждают находки археологов. Эти предметы были нужны отнюдь не только торговцам, чтобы проверить вес монеты, но и при разделе даров или добычи, да и в повседневной жизни вообще, поскольку ни чеканка монеты, ни ее обращение еще не получили заметного развития; гораздо шире использовалось весовое серебро и, конечно, много реже золото.
Весовые серебро и золото были надежным, а потому распространенным, принятым платежным средством, о чем говорится во многих сагах 8 . Отправляясь в деловую поездку или намереваясь уплатить штраф, с собой, наряду с монетами, брали весовое серебро, реже золото либо только драгоценные металлы в слитках и изделиях 9 . В качестве выкупа за голову Торарина Дерзкого (в саге о нем) предложили, как считалось, не так уж много, всего 5 марок весового серебра. Зато вира Торда из «Саги о сыновьях Дроплауг» исчислялась в фантастическую сумму — 486 эйриров, т. е. 162 марки!
В «Саге об Эгиле» (гл. LXXXV) рассказывается о том, как Эгиль хотел распорядиться сокровищами, которые ему «подарил когда-то» английский король: два сундука, про которые было известно, что «оба они полны английским серебром». Эгиль, уже почти ослепший, но «в остальном еще крепкий», решил почудить напоследок: поехать на тинг и, взобравшись на Скалу Закона, бросить в толпу собравшихся серебро, а потом любоваться тем, как все будут из-за него драться. Скальда отговорили от этой опасной проделки. Но понятно, что в сундуках были либо монеты, либо слитки серебра и изделия из него, иначе как бы все это можно было разбросать? Понятно и другое — то, что серебро высоко ценилось (простыми) бондами-тингманами, иначе бы они не стали драться из-за, например, пригоршни монет. И частые упоминания об использовании серебра при сделках, для уплаты штрафов и т. д. относится, конечно, к богатым и знатным людям, прежде всего к тем, кто ходил в викинги 10 .
Некоторые ювелирные изделия — кольца, браслеты («обручья», запястья), нашейные обручи и цепи — отливали таким образом, чтобы их вес соответствовал одной из счетно-весовых монетных единиц. Не случайно в сагах часто упоминается вес драгоценного подарка: например, подарок в виде запястья весом в марку золота («Сага о людях из Лососьей Долины», гл. XIII), отдар за меч в виде двух золотых браслетов по марке каждый («Сага об Эгиле», гл. LXI). Сделанные из драгоценного металла известного веса, такие предметы имели хождение и как платежное средство, иногда в случае надобности их ломали на куски, каждый из которых имел цену по весу. Отсюда известное выражение, часто применявшееся в скальдической поэзии для обозначения щедрого конунга: он «браслеты ломал» (и раздавал дружинникам эти куски серебра или золота). Упоминается использование в качестве платежного средства наряду с монетами куска серебряной пряжки 11 . Таким образом, платежным средством служили также и драгоценности.
В качестве платежного средства использовались и особенно употребительные товары. Например, большой штраф в объеме «40 сотен» уже в XIII в. был уплачен «отличным добром» 12 . Согласно поэме «Беовульф» (ст. 2995) в одном случае «было дано сто тысяч (?) землей и кольцами». Уплата долга, включая большой штраф недвижимостью, скорее всего имела место в том случае, если виновный не располагал наличными деньгами для платежа.
В качестве платежных средств постоянно использовали мерные товары, прежде всего домотканое грубое сукно (вадмаль, ватмель, русск. вотола), которое шло и на вывоз. Сукно это имело определенную ширину, длина же его измерялась в «локтях» 13 . Стандартный отрез («кусок») такого сукна длиной 6 локтей — так называемый «суконный» или «дерюжный» эйрир — оценивался в имеющих особое название «законных эйрирах» (т.е. в серебре или золоте) и ценился ниже последних: так, за 72 законных эйрира полагалось дать 96 дерюжных эйриров 14 . При расчетах три сотни (локтей) грубого сукна должны были быть эквивалентны 360 суконным эйрирам и, соответственно, сотня (локтей) сукна в реальности равнялась 120 суконным эйрирам. А один суконный эйрир включал 24 стандартных (по 3 м) отреза ткани или мерных суконных эйриров 15 . Встречается и такой расчет, когда 1 марка равна 8 эйрирам, или 48 отрезам сукна. И в XIII в. вира за убийство могла состоять, например, из «18 сотен трехаршинных отрезов сукна» 16 .
Употребителен был счет на дюжины, отсюда такая крупная мера длины, как 120 локтей — десять дюжин. 120 локтей — эта так называемая «большая сотня», она исстари применялась в балтийской оптовой торговле мерными товарами. Однако на сотни и большие сотни могли считать также людей (например, ополченцев), о чем имеются упоминания в «Саге об исландцах». Встречаются сведения и другого типа. Отец, снаряжая корабль и отправляя на нем сына торговать, дает ему товара «на 60 сотен, из них 20 сотен полосатыми тканями» 17 . Но какие денежные единицы подразумеваются здесь под «сотнями», решить трудно. Среди средств оплаты в сагах встречаются также шкуры, древесина и некоторые другие предметы повседневного спроса. Попадаются в сагах сведения и об оплате скотом.
В порядке дара-отдара на уровне элиты фигурируют оружие, дорогая одежда, кони, корабль «и всяческие другие ценные вещи», а также серебро и золото. При дележе драгоценностей и слитков благородных металлов их также взвешивали.
Весовые меры в одной из саг разъясняются так: 2 весовые меры весят 10 пудов 18 , т. е. 1 весовая мера равна 5 пудам.
Некие меры существовали и для земли, например, хид — примерно 120 акров. Но вот в поэме о Беовульфе (ст. 2195) некто получает «семь тысяч земли», и что имеется в виду в данном случае — совершенно неясно, потому что если речь идет о 7 тысячах хидов, то это территория целой Северной Мерсии. В той же поэме о Беовульфе (ст. 2995) некто получает «сто тысяч землей (!) и кольцами». Скорее всего, и в этом, и в предшествующем случае эти «тысячи» даются в пересчете, скажем, на марки или эйриры, но тогда необходимо выяснить цену земли, а это один из самых загадочных вопросов всего Западного Средневековья, так как цена земли зависела от множества условий. В законах XIII в. меры земли выражались в денежных единицах, но при этом по сей день не ясно, означает ли, например, эртуг земли цену участка, объем или цену посевного зерна или объем и цену обычного урожая с этого участка.
Цены варьировались, имели зачастую договорный характер и зависели от разных обстоятельств. Например, в «Саге о сыновьях Дроплауг» увлекшийся рабыней человек заплатил за нее, как считает сага, очень высокую цену — полсотни серебра, т. е. 50 эйриров, тогда как вира за свободного составляла сотню серебра, это 100 эйриров 19 . В той же саге сказано, что цена коровы в Исландии может дойти до 72 законных или 96 дерюжных эйриров, т. е. почти 600 локтей или около 300 м сукна (?!). Одно жертвенное кольцо (клятвенное?) оценивали в 20 эйриров 20 . В «Саге о Сверрире» (гл. 21) сказано, что за 1 марку золота можно купить 3—4 коровы.
В сагах имеются весьма интересные сведения и иного рода, например, что на полмарки можно было в течение года кормить малолетнего ребенка. И что человек, имеющий имущества на 3 марки, обязан платить «денарий св. Петра». Это одно из самых ранних свидетельств о соотношении размеров имущества и налогообложения.
Если цены и меры — категории изменчивые, зыбкие, трудно поддающиеся общей характеристике, тем более на основании фольклора, то особенности денежного обращения и платежных средств в Скандинавии эти источники демонстрируют совершенно отчетливо. Во-первых, в составе денег в широком смысле слова, т. е. средств платежа, отчеканенные деньги или монеты отнюдь не преобладали, а их изготовление было слабо развито. Более надежными и намного более употребительными в среде людей саг были весовое серебро и золото, будь то иностранные монеты, ювелирные изделия или слитки. Во-вторых, в качестве платежных средств постоянно применялись определенные товары широкого потребления, обычно входившие и в состав экспорта, особенно домотканое сукно и скот.
Характерно, что первые же кодексы скандинавов XII—XIII вв., а затем и более поздние, вплоть до середины XV в., касаясь платежных средств, узаконивают их смешанный монетно-товарный состав. Мне приходилось уже отмечать эту особенность как характерную черту средневекового северного, атланто-балтийского рынка и платежной системы в целом 21 . Теперь можно констатировать, что истоки этого своеобразия платежных средств и денежного обращения у средневековых скандинавов уходят корнями по меньшей мере в эпоху викингов.
Примечания
2. ИС II:2. С. 430. Ср. также: С. 420.
3. Сага о Сверрире. Гл. 21, прим. 30.
4. ИС II:2. С. 302, прим. 30.
5. О плате пеннингами см.: Там же. С. 420.
6. Беовульф. С. 658. Ср. ст. 2195 и коммент.
7. О взвешивании благородного металла с помощью гирь см., например: КЗ. С. 415.
8. См., например: ИС I. С. 26, 30, 31, 46.
9. ИС II. С. 292. Ср.: КЗ. С. 415.
10. Ср.: КЗ. С. 415. Там о золоте и «драгоценном имуществе» сказано, что они попали к норвежскому королю от «греческого конунга, у которого, как все говорят, дома полны червонного золота».
11. Поэзия скальдов. С. 147.
12. Сага об исландцах. С. 190.
13. Средневековая мера длины локоть (aln) был равен 46—53 см.
14. ИС II:1. С. 372, прим.
15. ИС II:2. С. 81, 308, прим. 103.
16. Сага об исландцах. Гл. 142. О сукне как ходовом платежном средстве см. также: ИС I. С. 32.
19. В шведских областных законах конца XIII в. выкупить на свободу раба можно было, заплатив хозяину его цену: «6 марок пеннингами, или 3 марки вадмаля в 12 локтей на каждый эре, или 4 взрослых крупных рогатых скотины». См.: ÖgL Dr 16:2 o. a.
Это, собственно, понятно: случай войны. Хочу воевать – и точка! Повода нет, вызова жителей «Восточного пути» - тоже. Просто охота пограбить. Чего недостаточно?
А недостаточно вот чего. Сага повествует об Олаве Святом – норвежском короле, который активно христианизировал страну и стал первым канонизированным норвежским святым. А правил этот самый Олав Харальдссон в 1014 — 1028 годах. Иными словами, в годы, когда начиналось правление четвёртого сына Владимира Красное Солнышко Ярослава. Когда он, согласно нашей летописи, активно страдал, но переступал через себя и отказывался выплачивать отцу налоги от управляемого им Новгорода, а также яростно стремился спасать жизни своих братьев, но те все, как назло, погибали. Это было сначала. А затем Ярослав, позднее прозванный Мудрым, укреплял свою власть над Русью. И под воздействием информации летописи нам кажется, что в ту пору уже существовало могущественное государство Русь. А какой-то паршивый ярл имел альтернативную точку зрения и считал небесполезным и безопасным вторгаться на эту землю, -
- чтобы добыть себе добра.
А ведь ярл – это даже не конунг. Это что-то вроде графа у каролингских франков. Личность иногда довольно могущественная, иногда даже превосходящая короля – до абсолютистских изысков Франциска I отсюда ещё довольно далеко. Но всё же не первая.
Он (конунг) сажал в каждом фюльке ярла, который должен был поддерживать закон и порядок и собирать взыски и подати. Ярл должен был брать треть налогов и податей на своё содержание и расходы.
(Hann setti jarl í hverju fylki, þann er dœma skyldi lög ok landsrétt ok heimta sakeyri ok landskyldir, ok skyldi jarl hafa þriðjung skatta ok skylda til borðs sér ok kostnaðar).
Областеначальник, не более. Пусть даже мощный. Как Юрий Лужков. Но всё же трудно представить, что старик Батурин собирает своих омоновцев и вместо того, чобы винтить «несогласных», отправляется на лето потрепать Украину. Освободив по пути Севастополь.
А вот ярл Свейн считает, что такое возможно. Может быть, у него войско мощное? Что же, нижнюю границу вооружённых сил типового ярла мы узнать можем. В «Саге о Харальде Прекрасноволосом» это указано:
Каждый ярл должен выставить 60 мужчин в войско конунга, каждый хэрсир 20 мужчин (Jarl hverr skyldi fá konungi í her sex tigu hermanna, en hersir hverr tuttugu menn).
Шестьдесят хорошо вооружённых человек содержать и прокормить – это достаточно серьёзная задача по тем временам, когда цена меча равнялась цене коровы, а годовое содержание воина-профессионала требовало 10 - 12 марок серебра. Это стоимость 10 - 12 рабынь или 20 - 25 коров. Это 700 - 900 арабских дирхемов или в районе 50 византийских номисм, что в те годы означало 200 – 225 грамм золота. При нынешней средней цене на золото в 100 рублей это составляет, соответственно, от 200 тысяч рублей в год и выше. На 60 воинов – от 10 миллионов рублей.
Надо, правда, оговориться, что замечательная во всех отношениях историк Е.А.Мельникова отчего-то - видимо, слепо доверяясь данным «Пряди об Эймунде Хрингссоне», где сказано -
- ты должен платить каждому нашему воину эйрир серебра, а каждому рулевому на корабле — еще, кроме того, половину эйрира, -
- решила, что годовая оплата дружинника так и составляла эйрир серебра. Но это, конечно же, пример очередного забавного кабинетного умозаключения. Эйрир – современная скандинавская эре (Øre/Öre) - в XI веке был равен 1/8 серебряной марки. Одна марка - 216 г серебра. То есть скандинавский наёмник на Руси получал за год беспорочной службы 27 г серебра. Два грамма серебра в месяц!
А ещё это – примерно та же 1/8 русской серебряной гривны (204 г). При этом, заметим на полях, работодатель Эймунда великий князь Ярослав выплачивает по гривне даже смердам после взятия Киева! Низко же он ценил своих варягов-защитников!
Да нет! Не просто низко – ничтожно! Посчитаем: из гривны серебра чеканили 200 денег. В общем, смело можно сказать: 1 деньга = 1 грамм серебра. То есть варяг получал в месяц две деньги. А мех белки ценился в одну деньгу! Да ему этих денег не хватит, даже чтобы девку гулящую подманить! Ему четыре года надо не есть, не пить, дабы себе мечишко завалященький позволить! Можно себе представить картину возвращения боевого варяга из загранкомандировки в Гарды: изголодавшийся по женской ласке и даже простому мясу – он же не ел, не пил, он эйриры копил – он гордо складывает к ногам жены свою невероятную добычу… аж 24 беличьих шкурки!
В общем, что уж там, на каком этапе перепуталось в героическом стихе про проделки Эймунда в Гардарики, не знаю, гадать не хочу, - но ясно, что этот парень был не из тех, кто готов ехать на Русь ради дауншифтинга. Не Гоа, чай.
Таким образом, даже областеначальник не мог по тем временам выставить войско численностью сильно больше этих самых 60 бойцов. Пусть даже воины во многом содержали себя сами – но ведь в убыток себе они не стали бы этого делать. Значит, ярл просто по принуждению обязан был придумать им такое дело, в котором доля каждого от добычи окупила бы как минимум эти 200 тысяч. А теперь поставьте себя на место лидера какой-нибудь бандитской группировки начала 90-х годов и представьте себе дельце, способное не только занять, но и прокормить 60 «быков». При этом своим бригадирам вы сверх того должны дать –
- tuttugu marka veizlu –
- 20 марок в награду.
В скобочках: и откуда набрал бы столько наградных дауншифтер Эйрик, коли согласен был на два несчастных эре для своих бойцов в месяц?
Кроме того, «играет» тут не только экономика, но и феодальный Abstand одной общественной ступеньки от другой. Мы знаем, что в личных дружинах тогдашних конунгов на постоянном базисе служило 2 – 3 сотни человек. Конечно, в войне или походе конунг присоединял к себе войска своих – да и чужих, если харизму имел широкую – ярлов. И общая сила могла быть довольно значительной. Но если ярл приводил с собою дружину больше королевской, то у многих – и прежде всего у самого ярла – возникал вопрос: а так ли уж хорош президент Медве… в смысле – данный конунг? Коли он не в состоянии подобрать и содержать столько славный воинов, как ярл Свейн? И надо сказать, что ответы на эти вопросы не всегда соответствовали интересам конунга…
Кстати, судя по сохранившимся (откопанным и восстановленным) судам викингов, на них и помещалось от 70 до 100 человек.
В общем, так или иначе, но на могучую Русь наш оторва Свейн смел нападать максимум с сотней-двумя своих воинов. Пусть ещё сотню-другую присоединит в качестве добровольцев не на жаловании, скажем, а на сдельщине. Я добрый. И всё равно возникает холодненький вопрос -
- а со сколькими же бойцами рвались искать себе денег и славы ярлы и херсиры предыдущей эпохи? Когда не было ещё на Руси государства?
Впрочем, как раз об это время и сам великий князь русский судьбы государства решал, когда -
- собра Ярославъ варягъ тысящю…
Или, может, даже меньше, ибо у предводителя их, Эйрика Хрингссона, сами преувеличивающие всё, что можно, саги отмечают лишь 600:
Послы сказали, что слышали, что там норманнский конунг и шестьсот норманнов.
А вот цели и задачи тогдашних войн:
Ульвкеля продолжал интересовать вопрос, кем мог быть тот [человек], который во время сражения выступил на стороне Хальвдана и его людей, и конунг Харек сказал ему, что зовут того [человека] Грим, «и правит [он] на востоке в Кирьялаботнаре и захватил там государство, и не знают люди, откуда он родом. Его сопровождает приемная дочь, такая красивая девушка, что люди не слышали о другой, столь же прекрасной».
С наступлением весны снарядили они свои корабли. … Вот плывут они до тех пор, пока не пришли на восток в Кирьялаботнар и не отыскали Грима. Там не было нужды выяснять, в чем его вина; предложили они Гриму тотчас вступить а битву, либо подчиниться им и передать конунгу всё государство и свою приёмную дочь.
Это, конечно, не Русь, а Карелия, но до образования на Руси государства картина принципиально не отличалась: некто захватил страну на востоке, да к тому же дочка у него хороша; давай отберём и ту, и ту!
Ну, собственно, и так далее:
. Гардарики; там правил тот конунг, который звался Радбард . он (конунг Ивар) ведёт то войско в Аустррики против конунга Радбарда, говоря, что разорит и сожжёт все его государство.
Можно привести ещё несколько примеров, но они подтвердят только то, что уже и так понятно: территория будущей Руси и прилегающих земель не была чем-то особенным, чужим в сознании скандинавских ярлов и конунгов. Нет, это была страна, изначально втянутая в их «разборки», входившая в сферу их видения, их интересов; это была страна, им известная. А потому что «призвание», что агрессия, что другие виды вмешательства в дела живущих здесь народов были для скандинавов вполне естественны.
Но, как мы уже знаем, скандинавы не только воевали на Восточном пути. Кроме военной у них была ещё и, так сказать, «мирная» ипостась. Торговля. Что о ней говорят саги?
Один из самых известных эпизодов:
Однажды, когда Хаскульд вышел развлечься с некоторыми людьми, он увидел великолепный шатёр в стороне от других палаток. Хаскульд вошел в шатер и увидел, что перед ним сидит человек в одеянии из великолепной ткани и с русской шапкой на голове. Хаскульд спросил его, как его зовут. Тот назвал себя Гилли.
– Однако, – сказал он, – многим больше говорит мое прозвище: меня зовут Гилли из Гардов (вариант: Гилли Русский).
Хаскульд сказал, что часто о нём слышал. Его называли самым богатым из торговых людей.
…
Гилли спросил, что бы он и его спутники желали купить. Хаскульд сказал, что он хотел бы купить рабыню.
…
Хаскульд заметил, что шатёер был разделен надвое пологом. Тут Гилли приподнял этот полог, и Хаскульд увидел, что там сидело двенадцать женщин. Тогда Гилли сказал, что Хаскульд может пройти туда и присмотреться, не купит ли он какую нибудь из этих женщин, Хаскульд так и сделал. Все они сидели поперёк шатра. Хаскульд стал пристально разглядывать этих женщин. Он увидел, что одна из женщин сидела недалеко от стены, она была одета бедно. Хаскульд обратил внимание на то, что она красива, насколько это можно было разглядеть. Тут Хаскульд сказал:
– Сколько будет стоить эта женщина, если я её куплю?
Гилли отвечал:
– Ты должен заплатить за неё три марки серебра.
– Мне кажется, – сказал Хаскульд, – что ты ценишь эту рабыню довольно дорого, ведь это цена трёх рабынь.
Гилли отвечал:
– В этом ты прав, что я прошу за неё дороже, чем за других. Выбери себе любую из одиннадцати остальных и заплати за неё одну марку серебра, а эта пусть останется моей собственностью.
Хаскульд сказал:
– Сначала я должен узнать, сколько серебра в кошельке, который у меня на поясе.
Он попросил Гилли принести весы и взялся за свой кошелек. Тогда Гилли сказал:
– Эта сделка должна совершиться без обмана с моей стороны. У женщины есть большой недостаток. Я хочу, Хаскульд, чтобы ты знал о нём, прежде чем мы покончим торг.
Хаскульд спросил, что это за недостаток. Гилли отвечал:
– Эта женщина немая. Многими способами пытался я заговорить с ней, но не услышал от неё ни одного слова. И теперь я убеждён, что эта женщина не может говорить.
Тут Хаскульд сказал:
– Принеси весы для денег, и посмотрим, сколько весит мой кошелёк.
Гилли сделал так. Они взвесили серебро, и оно было три марки весом. Тут Хаскульд сказал:
– Дело обстоит так, что наша сделка должна совершиться. Возьми серебро, а я возьму эту женщину. Я признаю, что ты в этой сделке вёл себя, как следует мужу, потому что, очевидно, ты не хотел меня обмануть.
Прошу прощения за длинное цитирование, но что ещё может помочь нам представить, как происходили подобные сделки?
Итак, Гилли из Гардов.
Поскольку данный эпизод предваряется замечанием, что –
- в то время Норвегией правил Хакон, воспитанник Адальстейна, -
- то речь может идти только о короле Хаконе Добром, он же - Хакон, воспитанник Адальстейна. А правил оный конунг с 934 по 959 год. То есть это времена правления князя Игоря, неудачно пытавшегося удержать ногами две согнутые берёзки, и его мудрой вдовы Ольги. При всей условности хронологии саг, мы вполне можем принять эту дату, ибо в повествовании не происходит ничего противоречащего данному времени. Более того, похожую сцену мы встречаем за тысячи вёрст от островов Вреннейяр, где происходит торг вокруг немой, но красивой – чем не идеал женщины? – рабыни. Это Ибн-Фадлан описывает русских торговцев:
и у каждого скамья, на которой он сидит, и с ними девушки – восторг для купцов.
Иное дело, что весельчак Гилли не совокуплялся –
- И вот один сочетается со своей девушкой, а товарищ его смотрит на него… и входит купец, чтобы купить у кого-либо из них девушку, и застаёт его сочетающимся с ней, и он (рус) не оставляет ее… -
- со своим товаром прямо на глазах у покупателей и сидел в шатре, а не на скамейке в деревянном доме – но и восторг, как говорится, налицо, и логистический почерк похож.
И эпоха практически та же: Ибн-Фадлан наблюдал незабвенное эротическое представление в мае 922 года.
Всё остальное опять же соответствует тому, что мы видели по результатам раскопок. Серебро на вес – и весы тут же. Цены соответствуют – не эйрирами тут расплачиваются, а марками, и обычная рабыня стоит как раз марку, и только идеальная – красивая и немая - три. И у воина в загашнике не две несчастных монетки болтаются, в месячное жалованье полученные, а три полноценных марки, на случайные рыночные расходы определённые. Кстати, позднее там же добряк конунг -
- снял с руки золотое запястье, которое весило одну марку, и дал его Хаскульду. Он также дал ему второй подарок – меч, который стоил полмарки золота.
Ну и отметим попутно, что сделка совершается хоть и устно, но с соблюдением всех норм тогдашнего закона о правах потребителя. Его информируют о цене, предупреждают о недостатках товара, предлагают альтернативные модели от других производителей. Со своей стороны, клиент, совершив сделку, даёт устную подпись, что сделку признаёт законной и рекламаций в будущем предъявлять не будет.
И последнее, что немало важно – «русский» купец занимается торговлей рабами. И мы ещё вернёмся к этому обстоятельству, ибо именно такой бизнес был одним из важнейших в экономическом фундаменте Русского государства.
«Прядь об Эймунде» сохранилась в составе саги об Олафе Святом в т.н. Flateyjarbok (Книге с Плоского острова).
Запись саги исследователи относят к XIV веку.
Среди прочего, в саге описываются события русской истории начала XI века.
О правдоподобности сведений о Руси, содержащихся в этой «Пряди» - предоставляю судить читателю.
Со своей стороны, могу отметить, что:
- во-первых, наши обыденные представления о раннесредневековых событиях на Руси Святой основаны на путаных и малодостоверных источниках, которые по времени написания мало отличаются от времени написания саги,
- во-вторых, автору данного опуса здесь любопытен исключительно взгляд человека, принадлежащего по своей ментальности к «северному ареалу» (см. «Комменты на русскую историю», ежели кому интересно).
Согласно «Пряди», Эймунд - прямой потомок Харальда Харфагра, которого принято считать первым королем объединенной Норвегии, инглингом, ведущим свой род от Ингви-Фрейра, сына Одина.
Эймунд со своим родственником и побратимом Рагнаром, в результате борьбы за власть между разными крупными и мелкими конунгами в Норвегии (в тексте - NOREG), - решили оставить родину и попытать счастья на стороне:
«Эймунд собирает тинг с местными людьми, - сообщает «Прядь», - и говорит так:
- С тех пор, как мы уехали, в стране были великие события; мы потеряли наших родичей, а некоторые из них изгнаны и претерпели много мучений. Нам жаль наших славных и знатных родичей и обидно за них. Теперь один конунг в NOREG, где раньше их было много…
Я слышал о смерти Вальдимара конунга (VALDIMAR KONUNGR) с востока из GARDARIKI (это, видимо, князь Владимир Святославич: Святой, Красно Солнышко), и эти владения держат теперь трое сыновей его, славнейшие мужи. Он наделил их не совсем поровну — одному теперь досталось больше, чем тем двум.
И зовется Бурицлаф (BURIZLAFR) тот, который получил большую долю отцовского наследия, и он - старший из них. Другого зовут Ярицлейф (JARIZLEIFR), а третьего Вартилаф (VARTILAFR).
Бурицлаф держит KAENUGARDR (Киев), а это — лучшее княжество во всем Гардарики. Ярицлейф держит HOLMGARDR (Новгород), а третий - PALTESKJU (Полоцк) и всю область, которая к нему принадлежит.
Теперь у них разлад из-за владений, и всех более недоволен тот, чья доля по разделу больше и лучше: он видит урон своей власти в том, что его владения меньше отцовских, и считает, что он потому ниже своих предков.
И пришло мне теперь на мысль, если вы согласны, отправиться туда и побывать у каждого из этих конунгов, а больше у тех, которые хотят держать свои владения и довольствоваться тем, чем наделил их отец. Для нас это будет хорошо — добудем и богатство, и почести.
Все они согласны»
(Современная историческая наука, пытающаяся создать непротиворечивую картину ранней русской истории, рассказывает нам, что конунг BURIZLAFR – это, якобы, известный из «Повести временных лет» Святополк Окаянный, князь киевский и туровский,
JARIZLEIFR - это Ярослав Мудрый,
а VARTILAFR - то ли Брячислав Изяславич, племянник Ярослава Мудрого, то ли даже Мстислав Тьмутороканский.
Относительно имен перчисленных князей можно сказать следующее:
Ярицлейфом сага называет Ярослава Владимировича, правившего тогда в Хольмгарде-Новгороде, - это особых сомнений не взывает. Но как быть с Бурислафом-Святополком и Вартилафом-Брячиславом (или Мстиславом)?
Некоторые комментаторы считают, автор саги просто-напросто перепутал Святополка с его с польским союзником – Болеславом Храбрым.
Возможно, возможно.
Однако-ж: Бурислав и Вартислав – имена правителей хорошо известные на южном берегу Балтийского моря.
Мы знаем вождя венедов Бурислава, и князей балтийских славян по имени Вартислав: Вартислав, сын Никлота - князь обрдритов (XII век). Вартислав - первый достоверно известный князь славянского Поморья (XII век). То же имя носил герцог уже германизированной Померании в конце XIV века).
В своих «Комментах на русскую историю» (http://www.proza.ru/avtor/pro812&book=39#39) я обращал внимание читателей на тот факт, что некоторые рюриковичи носили двойные имена, одно из которых было характерно для восточных славян, а другое – для западных (среди последних были и имена германо-скандинавского происхождения).
Эта традиция, возможно, подчеркивала известную связь между раннесредневековым населением русского северо-запада и славянской Балтики. А в частности, - между правящим на Руси домом Рюриковичей и вождями балтийских славян.
На мой взгляд, гипотеза о том, что Бурислав – это второе (варяжское или «русское») имя Святополка Владимировича (словЕнское имя), а Вартислав-Вартилаф – второе имя князя, которого по словЕнски называли Брячиславом (или Мстиславом) – вполне имеет право на существование.
Кроме того, она кажется, вносит мой пятачок в копилку полемики со смердяковыми).
Однако вернемся к «Пряди».
«Собираются они в путь с Эймундом и Рагнаром и отплывают с большой дружиной, избранной по храбрости и мужеству, и стали держать путь в AUSTRVEG (дословно - «восточный путь»)
Эймунд и его спутники не останавливаются в пути, пока не прибыли на восток в Хольмгард к Ярицлейфу конунгу…
Ярицлейф конунг был в свойстве с Олафом, конунгом свеев. Он был женат на дочери его, Ингигерд».
(По словам Адама Бременского, эта Ингигерд, или Инград, - была дочерью свейского конунга и славянской девушки: «Олаф был христианнейший король свеонов, он взял в жены из ободритов славянскую девушку по имени Естред. От неё родились сын Яков и дочь Инград, которую святой король Руссии Герцлеф взял в супруги»)
«И когда конунг узнает об их прибытии в страну, он посылает мужей к ним с поручением дать им мир в стране и позвать их к конунгу на хороший пир. Они охотно соглашаются.
(Любопытно, что если составители саги переводят на северный язык титул князя как KONUNGR, то княгиня в оригинальном тексте называется исключительно DROTTNING.
ДРОТТАМИ, вроде бы, назывались в Норвегии и Швеции князья-жрецы, пока это наименование не было замещено германским? «конунг»).
«Эймунда и Рагнара очень уважал конунг, и княгиня не меньше, потому что она была как нельзя более великодушна и щедра на деньги, а Ярицлейф конунг не слыл щедрым, но был хорошим правителем и властным».
Эймунд заключает с Ярицлейфом договор о найме его дружины:
«Собираемся мы служить тому из вас, кто окажет нам больше почета и уважения, потому что мы хотим добыть себе богатства и славы и получить честь от вас.
Пришло нам на мысль, что вы, может быть, захотите иметь у себя храбрых мужей, если чести вашей угрожают ваши родичи, те самые, что стали теперь вашими врагами.
Мы теперь предлагаем стать защитниками этого княжества и пойти к вам на службу, и получать от вас золото, и серебро и хорошую одежду.
Если вам это не нравится и вы не решите это дело скоро, то мы пойдем на то же с другими конунгами, если вы отошлете нас от себя».
Конунг Ярицлейф отвечает:
«Нам очень нужна от вас помощь и совет, потому что вы, норманны, - мудрые мужи и храбрые. Но я не знаю, сколько вы просите наших денег за вашу службу».
Эймунд отвечает:
«Прежде всего ты должен дать нам дом и всей нашей дружине, и сделать так, чтобы у нас не было недостатка ни в каких ваших лучших припасах, какие нам нужны».
«На это условие я согласен», — говорит конунг.
Эймунд сказал:
«Тогда ты будешь иметь право на эту дружину, чтобы быть вождем ее и чтобы она была впереди в твоем войске и княжестве. С этим ты должен платить каждому нашему воину эйрир серебра, а каждому рулевому на корабле — еще, кроме того, половину эйрира».
Прижимистый Ярицлейф на это отвечает: «Этого мы не можем».
Эймунд сказал: «Можете, господин, потому что мы будем брать это бобрами и соболями и другими вещами, которые легко добыть в вашей стране, и будем мерить это мы, а не наши воины. И если будет какая-нибудь военная добыча, вы нам выплатите эти деньги, а если мы будем сидеть спокойно, то наша доля станет меньше».
(Как пишут в сети знатоки, эйрир серебра в XI в. равнялся 1/8 марки (1 марка = 216 г серебра), т.е. 27 г и примерно соответствовал 1/2 северорусской гривны, содержащей 51 г.
(Кстати, вознаграждение новгородского смерда, участвовавшего в походе Ярослава на Киев составляло одну гривну за поход.
«Смердом» в раннем средневековье на Руси называли свободного крестьянина-землевладельца)
«И тогда соглашается конунг на это, и такой договор действителен двенадцать месяцев.
Эймунд и его товарищи вытаскивают тогда свои корабли на сушу и хорошо устраивают их».
После этого, в «Пряди» подробно описывается борьба Ярослава и Бурислава-Святополка, в которой наёмники Эймунда принимют живейшее участие.
Борьба заканчивается победой Ярослава.
Прядь отмечает, что «норманны были в большой чести и уважении», однако, по словам некоего позднейшего остроумца - чёрта ли в титуле, коли пусто в шкатулке?
«Когда настал срок уплаты жалованья, пошел Эймунд конунг к Ярицлейфу конунгу и сказал так: «Вот мы пробыли некоторое время в вашем княжестве, господин, а теперь выбирайте — оставаться ли нашему договору или ты хочешь, чтобы наше с тобой товарищество кончилось и мы стали искать другого вождя, потому что деньги выплачивались плохо».
Конунг отвечает: «Я думаю, что ваша помощь теперь не так нужна, как раньше, а для нас — большое разорение давать вам такое большое жалованье, какое вы назначили».
«Так оно и есть, господин, — говорит Эймунд, — потому что теперь надо будет платить эйрир золота каждому мужу и половину марки золота каждому рулевому на корабле».
Конунг сказал: «По мне лучше тогда порвать наш договор».
Эймунд пугает Ярослава тем, что несмотря на слухи о гибели Бурислава, скорее всего тот жив и собирает новую армию, чтобы продолжить борьбу.
«Тогда Ярицлейф конунг не захотел лишаться их помощи. Заключают они договор еще на двенадцать месяцев…
Сразу же после этого Ярицлейф послал зов на войну по всей своей земле, и приходит к нему большая рать бондов (т.е. ополчение из крестьян-смердов)».
(Бурислав, после первого поражения, скрывается в БЯРМАЛАНДЕ, а потом приводит в Гардарики большое войско БЬЯРМОВ.
Относительно БЬЯРМОВ и БЬЯРМАЛАНДА существует масса литературы.
Обычно предполагается, что страна БЬЯРМОВ находилась где-то в районе Белого моря, но существуют и другие гипотезы. Разбор всех этих гипотез а наши планы не входит, а потому просто отметим, что согласно другим источникам, союзниками Святополка Владимировича были поляки и печенеги)
В результате дальнейших столкновений Бурислав терпит окончательное поражение, Эймунд убивает его, а «весь народ в стране пошел под руку Ярицлейфа конунга и поклялся клятвами, и стал он конунгом над тем княжеством, которое они раньше держали вдвоем…
Прошли лето и зима, ничего не случилось, и опять не выплачивалось жалованье…
И настал день, когда должно было выплатить жалованье, и идут они в дом конунга. Он хорошо приветствует их и спрашивает, чего они хотят так рано утром.
Эймунд конунг отвечает: «Может быть, вам, господин, больше не нужна наша помощь, уплатите теперь сполна то жалованье, которое нам полагается.
Конунг сказал: «На чем же вы теперь порешите?»
Эймунд отвечает: «На том, чего тебе менее всего хочется».
«Этого я не знаю», — говорит конунг.
Эймунд отвечает: «А я знаю наверное — менее всего тебе хочется, чтобы мы ушли к Вартилафу конунгу, брату твоему, но мы все же поедем туда и сделаем для него все, что можем, а теперь будь здоров, господин».
Они быстро уходят к своим кораблям, которые были уже совсем готовы.
Ярицлейф конунг сказал: «Быстро они ушли и не по нашей воле».
Княгиня отвечает: «Если вы с Эймундом конунгом будете делить все дела, то это пойдет к тому, что вам с ним будет тяжело».
Конунг сказал: «Хорошее было бы дело, если бы их убрать».
Княгиня отвечает: «До того еще будет вам от них какое-нибудь бесчестие».
(Далее в «Пряди описывается, как княгиня со своим двоюродным братом ярлом Рёгнвальдом Ульфссоном и другими попытались убить Эймунда)
«Княгиня сказала: «Нехорошо, что вы с конунгом так расстаетесь.
Я бы очень хотела сделать что-нибудь для того, чтобы между вами было лучше, а не хуже».
Она сняла с себя перчатку и взмахнула ею над головой. Он видит тогда, что тут дело не без обмана и что она поставила людей, чтобы убить его по знаку, когда она взмахнет перчаткой.
И сразу же выбегают люди…
Рагнар (побратим Эймунда) увидел это и прибежал с корабля на берег, и так один за другим, и хотели они убить людей княгини.
Но Эймунд сказал, что не должно этого быть.
Они столкнули их с глинистого холма и схватили.
Рагнар сказал: «Теперь мы не дадим тебе решать, Эймунд, и увезем их с собой».
Эймунд отвечает: «Это нам не годится, пусть они вернутся домой с миром, потому что я не хочу так порвать дружбу с княгиней».
Поехала она домой и не радовалась затеянному ею делу. А они отплывают и не останавливаются, пока не прибыли в княжество Вартилафа конунга…
Вартилаф конунг собирает тинг со своими мужами и говорит им, какой слух прошел о Ярицлейфе конунге, брате его, — что он замышляет отнять его владения, и говорит, что пришел сюда Эймунд конунг и предлагает им свою помощь и поддержку.
Они очень уговаривают конунга принять их. И тут заключают они договор, и оставляет конунг для себя его советы, «потому что я не так находчив, как Ярицлейф конунг, брат мой, и все-таки между нами понадобилось посредничество. Мы будем часто беседовать с вами и платить вам все по условию». И вот они в великом почете и уважении у конунга.
Случилось, что пришли послы от Ярицлейфа конунга просить деревень и городов, которые лежат возле его владений, у Вартилафа конунга».
Однако дело решается миром в результате переговоров между братьями при посредничестве княгини Ингигерд, которая по словам автора «РЕШАЕТ ЗА НИХ ВСЕХ, ХОТЯ КОНУНГ (Ярослав) - ВОЖДЬ ЭТОЙ РАТИ»
«Она сказала Ярицлейфу конунгу, что он будет держать лучшую часть Гардарики - это Хольмгард (Новгород), а Вартилаф – Кэнугард (Киев), другое лучшее княжество с данями и поборами; это наполовину больше, чем у него было до сих пор.
А Палтескью (Полоцк) и область, которая сюда принадлежит, получит Эймунд конунг и будет над нею конунгом, и получит все земские поборы целиком, которые сюда принадлежат, «потому что мы не хотим, чтобы он ушел из Гардарики».
Если Эймунд конунг оставит после себя наследников, то будут они после него в том княжестве. Если же он не оставит после себя сына, то оно вернется к тем братьям.
Эймунд конунг будет также держать у них оборону страны и во всем Гардарики, а они должны помогать ему военной силой и поддерживать его.
Ярицлейф конунг будет над Гардарики.
Рёгнвальд ярл будет держать Альдейгьюборг (Ладогу) так, как держал до сих пор.
На такой договор и раздел княжеств согласился весь народ в стране и подтвердил его.
Эймунд конунг и Ингигерд должны были решать все трудные дела.
И все поехали домой по своим княжествам. Вартилаф конунг прожил не дольше трех зим, заболел и умер; это был конунг, которого любили как нельзя больше.
После него принял власть Ярицлейф и правил с тех пор один обоими княжествами. А Эймунд конунг правил своими и не дожил до старости.
Он умер без наследников и умер от болезни, и это была большая потеря для всего народа в стране, потому что не бывало в Гардарики иноземца более мудрого, чем Эймунд конунг, и пока он держал оборону страны у Ярицлейфа конунга, не было нападений на Гардарики.
Когда Эймунд конунг заболел, он отдал свое княжество Рагнару, побратиму своему, потому что ему больше всего хотелось, чтобы он им пользовался.
Это было по разрешению Ярицлейфа конунга и Ингигерд.
Рёгнвальд Ульфссон был ярлом над Альдейгьюборгом; они с Ингигерд княгиней были детьми сестер. Он был великий вождь и обязан данью Ярицлейфу конунгу, и дожил до старости.
И когда Олаф Святой Харальдссон был в Гардарики, был он у Рёгнвальда Ульфссона и между ними была самая большая дружба, потому что все знатные и славные люди очень ценили Олафа конунга, когда он был там, но всех больше Рёгнвальд ярл и Ингигерд княгиня, потому что они любили друг друга тайной любовью».
Такая вот история с географией.
А соответствует ли она исторической правде или не соответствует – решайте сами.
Читайте также: